Актер театра Максим Меденюк рассказал все об оренбургском зрителе

Так вышло, что у нас есть всегда свои оценочные суждения на игру актеров, мнение о сюжете пьесы и характеристики на режиссера-постановщика. Но разве когда-нибудь мы задумывались о том, как выглядим в глазах актеров.

- Какой оренбургский зритель со сцены?

- Он всегда разный. Иногда бывают «выкупленные спектакли». Психология у таких зрителей следующая: «Я работаю на предприятии и мне говорят, что иду на спектакль вечером после работы». То есть после трудового дня еще обязали к просмотру. А есть те, кто сами решили сходить на пьесу и купили заранее билеты в кассе. Поэтому здесь очень сложно судить.

Если говорить в общем, то у нас зритель с одной стороны очень благодарный, потому что он готов простить актеру какие-то ошибки и погрешности, это заметно. В отличии от искушенного петербургского или московского зрителя, у нас доброжелательный зритель. Но с другой стороны, много «случайных» людей.

К сожалению, всегда есть те, кому нужно прививать культуру поведения в театре. Вот, например, я был в филармонии, играет оркестр и сидят какие-то бабули. Идет пианиссимо, а они начинают разговаривать. Сделать с этим ничего не можешь. Но ведь в какой-то степени надо на это влиять и учить зрителя уважению к актерам. Вот такая русская душа, из крайности в крайность. От большой любви до пренебрежения.

- Какие самые удивительные истории были вовремя спектакля?

- У нас шел спектакль «Вестсайдская история», у меня был дебют. И вот сложный момент, переход на балконную сцену, дуэт. И получается, я «балкон» вывожу на середину сцены, пою. Начинаются только первые аккорды, и я слышу шуршание, как будто пакетиком. Забираюсь дальше и потом вдруг, забравшись на самый верх, чувствую такой резкий запах сыра. То есть это были чипсы, потому что дальше послышался громкий хруст, и запах был такой едкий. Меня это выбило настолько, что я забыл слова. Помню, что-то тогда пробормотал нечленораздельное, но допел. А сидела тогда на первом ряду взрослая женщина.

А еще любимое лакомство – шоколадки. Иногда достает кто-то из зрителей большую 100 граммовую шоколадку. А ее ж еще нужно открыть, а там фольга шуршит, а дальше надломить. В такие моменты еще предательски начинаются тихие сцены и получается, что музыки нет, актеры тихо разговаривают, и начинается это шорох.

- А с чем еще сталкиваетесь?

- Во время «Примадонн», помните, там есть провокационные момент, когда якобы останавливается действие на сцене и двое «зрителей» встают и уходят со спектакля. Они сидят в зале на первом ряду. И реакция на это действие у людей абсолютно разная. Помню, мы еще старались сесть перед началом спектакля с Димой Воропаевым, сесть пообсуждать предстоящий спектакль. И вот как-то слышим: «Молодые люди, можно по тише?», а Димка такой поворачивается и говорит: «Вообще-то мы тут спектакль смотрим!». Тут я понял, что зритель готов на провокации, а когда мы поскандалили и ушли, был один момент, когда стали уходить, встал мужчина и такой: «А че мы тут сидим?  Действительно, пойдемте отсюда».  Спутница его поддержала. Смотрю, а он даже какую-то агрессию начал проявлять. Помню, его аккуратно вывели, а ведь тогда спектакль мог бы и на этом закончится, даже не начавшись. Такие вещи непредсказуемы и, увы, бывают.

Мы все это к чему… Дело в том, что за последний год в театре поставили сразу несколько новых спектаклей, пригласили коллег из соседних регионов на гастроли, а зритель все равно остался недоволен и критикует в кулуарах театральных работяг. То есть на колоссальный труд зритель не обращает внимание на себя. От осуждения до уважения – один шаг и мы должны его сделать.